КОСОВО: МУЧЕНИЧЕСТВО ИЛИ САМОУБИЙСТВО?

         Статья владыки Артемия Рашско-Призренского и Косовско-Метохийского написана в 1992 году. Но и по прошествии более чем 15 лет она сохраняет свою актуальность, потому что сегодня Сербский народ вновь стоит перед выбором своего пути. Нам же, со стороны смотрящим на трагедию Сербии, у которой отняли Косово, эта статья поможет острее почувствовать всю боль и горечь Сербского народа, для которого «косовский вопрос» это не только вопрос о территориальной целостности государства.

             Хотя уже три года минуло со дня празднования 600-летней годовщины Косовской битвы, тем не менее к теме Косова не лишним будет вернуться вновь. Тем более что за эти три года многое изменилось, многие надежды наши не оправдались, многие обещания вновь оказались всего лишь нарядной ложью. Пусть же эта статья, пусть и по прошествии трех лет, станет малой свечой, зажженной перед святым косовским жертвенником, и еще одним лучиком света в мрачном тоннеле, по которому в очередной раз несется поезд нашей истории.

              О Косове много писалось и говорилось еще в годы подготовки к юбилею. Не было такой газеты или журнала, светского или церковного, где бы не затрагивалась эта тема. Не было собрания или торжества, на котором бы не шла речь о Косове. Вышло в свет немало публикаций – и научных, и популярных, – приуроченных к знаменательной дате. Весь сербский народ так или иначе оказался включенным в празднование: кто-то – непосредственным присутствием в Грачанице и у Газиместана в этот шестисотый Видов день, в Книне и в Далматинском Косове, в Кнежине, Дрваре или в других местах, где торжественно и многолюдно отмечалось это событие, кто-то – чтением статей и книг, посвященных юбилею, а кто-то следил за перечисленными мероприятиями через средства массовой информации – по радио и телевидению.[1] Словом, трудно найти серба, где бы он ни жил, чьи мысли и чувства в тот год не устремлялись бы к Косову.

              Смело можно сказать, что тогда сербы второй раз за свою историю пребывали в согласии и единстве: первый раз это было на Видов день 1389 года, а второй раз – в тот шестисотый Видов день.[2]

              Впрочем, и в тот первый Видов день, хотя все сербы и были на Косовом поле, но не у всех были одни и те же помыслы, одно и то же предназначение. Точно так же и в этот Видов день (равно как и в целом на протяжении всей нашей истории), хотя все думали и говорили о Косове, но видели и переживали Косово различно.

              Косово с самого начала и по сегодняшний день у сербского народа является «камнем преткновения и скалой искушения». Оно – судьбоносный водораздел в нашей истории. События нашей истории делятся на то, что было «до Косова» и «после Косова» точно так же, как события мировой истории делятся на эры до Христа и после Христа.

              Со времен той знаменательной битвы люди разделились на два лагеря: одни считают Косово поражением, другие – победой. Одни – событием, вследствие которого мы попали в мрачное пятивековое турецкое рабство, другие – событием, благодаря которому мы выдержали и пережили это рабство. Одни – «гробницей», в коей «все наши надежды погребены», другие – источником всех самых возвышенных побуждений и устремлений нашего народа. Наконец, одни Косово видят местом, на котором целый народ совершил массовое самоубийство, другие – жертвенником, на котором целый народ принес себя в жертву Царствия ради Небесного и таким образом стал мученическим народом.

              Откуда столь различные и диаметрально противоположные мнения о Косове у нашего народа? На этот вопрос сам народ отвечает: они унаследованы от того первого Видова дня шестисотлетней давности. Так было и тогда: одни были с Вуком Бранковичем, другие с честным князем Лазарем.[3] Все зависело – как тогда, так и сейчас – от внутреннего содержания каждой души. Душа приземленная и жаждущая земного царства воспринимает Косово как поражение, душа же, наполненная вечными ценностями и устремленная к Царствию Небесному, – как победу. Для первых Косово «неслыханная трагедия», ибо, по замечанию владыки Николая, они говорят: «Косово остановило течение нашей истории; отбросило нас назад; если бы не было Косова, мы бы были сегодня великим народом»[4]. Сам же святой владыка пишет так: «Именно Косово сделало нас великим народом. Оно – наша народная Голгофа и в то же время наше народное воскресение, духовное и моральное»[5].

              Кто же прав и где истина? Безошибочный ответ дан еще в тот, первый, Видов день. Ибо, «если кто на Косове и потерпел поражение, – пишет владыка Николай, – то потерпел его великий господин Вук Бранкович, а не князь Лазарь. Кто пожертвовал своей жизнью в борьбе за истину и правду Божию, пожертвовал наибольшим, что имел и чем мог пожертвовать, – и победил. Хотя битва технически была проиграна, он остается победителем. А поскольку все сербское войско на Косовом поле пало – и притом добровольно – за истину и правду Божию, то оно и победило»[6]. Вот мера и мерило для всех перечисленных различных воззрений и мнений о Косове. Одни становятся под изменнический стяг Вука Бранковича, другие – под крестоносную хоругвь Бошка Юговича и князя Лазаря.[7] Одни глядят на Косово только телесными глазами и измеряют материальными ценностями, другие созерцают его отверзшимися очами души и измеряют вечными ценностями.

              Насколько «душа больши eсть пищи, и тело одежди» (Мф. 6: 25), настолько же отношение к Косову этих вторых возвышеннее отношения к нему первых. На князя Лазаря и его войско шесть сотен лет изливается благословение целого народа, а на Вука Бранковича и его сторонников пало народное проклятие. Пример князя Лазаря побуждает нас гордиться и вдохновляться теми же идеалами, за которые он мученически пострадал, а пример Вука вызывает чувство стыда за то, что и в нашей семье не без такого урода.

              Все это будет намного яснее, если святого князя Лазаря и его витязей рассматривать в свете Христова Евангелия, сравнивая их с мучениками Церкви Христовой первых трех веков христианства. Тема Косова освещалась в разных аспектах, однако в таком, как нам кажется, недостаточно.

              Из истории Церкви Божией известно, что смерть человека чаще всего походит на его жизнь. В особенности это относится к великим праведникам и к великим грешникам. Праведники «почиют в Господе» («засыпают сном праведным»), а «смерть грешников люта», «вси бо прiемшiи ножъ, ножемъ погибнутъ» (Мф. 26: 52).

              Жизнь князя Лазаря во многом похожа на жития величайших святых Божиих. Из жизнеописаний князя и сложенных в его честь богослужебных песнопений мы знаем, что он был «благ, кроток, украшен незлобивостью, истиной и правдой». Был он «око слепым, нога хромым, опора старым». Как говорит его современник патриарх Даниил III, он был «с детства многими добрыми делами украшен и, всеми добродетелями обладая, являл себя благородным, многомудрым и мужественным». Он был справедливым и мудрым властителем, нежным и чадолюбивым отцом, благородным и верным супругом. На всех жизненных поприщах он жил и поступал по-евангельски.

              Одинаково заботился он и о государстве, и о Церкви. Первое стремился он укрепить и защитить от внешних врагов и внутренних раздоров, а вторую – украсить и возвысить как достойную невесту Христову. С этой целью он мирил могущественных вельмож и заключал союзы с соседними правителями; воздвигал многие великолепные задушбины – церкви и монастыри, по примеру славных предшественников, святых Неманичей, и обеспечивал их всем необходимым для несения святой и возвышенной миссии в народе. Особенно он был сострадателен, милостив и внимателен к монахам, и в частности, к синаитам, которые бежали со святой горы и с Востока под натиском безбожных измаильтян и находили убежище в свободной Лазаревой Сербии.

              Одним словом, он в своей жизни всецело исполнил Евангелие Христово. Так что нет ничего удивительного в том, что в момент принятия судьбоносного решения он более возлюбил Царствие Небесное. Ибо только тот, кто может жить Царствия ради Небесного, может и умереть за Царствие Небесное.

              Такое житие и такой выбор князя Лазаря – вместе со своим войском и народом посвятить себя Небесному Царствию, где владычествует Христос, чью земную мученическую смерть они сознательно повторили, – делает его похожим на всех ранних мучеников Христовых. Это сходство станет нам еще очевиднее, если мы рассмотрим некоторые основные черты и особенности, свойственные всем христианским мученикам, как и мученичеству вообще.

                    Образцом и источником всего христианского мученичества всех времен был, есть и будет Сам Подвигоположник Господь Иисус Христос, Который Своим страданием и мученической смертью на кресте освятил и придал смысл всякому страданью «правды ради»[8]. Каждый мученик и страдалец «Бога ради и правды Божией ради» находит себе утешение и облегчение, имея всегда перед глазами крест Христов и Его, распятого на нем, и слушая слова Христовы: «Всякъ, иже аще исповесть мя предъ человеки, и сынъ человеческiй исповесть eго предъ ангелы божiими: а отвергiйся менe предъ человеки, отверженъ будетъ предъ ангелы божiими» (Лк. 12: 8–9). Это показывает, что всякое мученичество по природе своей было публично.

              В греческом языке одно и то же слово используется для обозначения и мученика и свидетеля (mάrtuV), и мученичества и свидетельства (martύrion), ибо нет ни лучшего, ни более надежного свидетеля, чем тот, который свое свидетельство (здесь: исповедание Господа Христа) запечатлел и подтвердил пролитием своей крови и самопожертвованием. Достаточно раскрыть на любой странице жития святых и убедиться, что мученичества всегда были публичны: на судилищах, в амфитеатрах, на площадях, где всегда присутствовали огромные массы народа, как раз и случалось это, и многие, видя доблестное перенесение мучений отдельными мучениками, и сами, уверовав во Христа, открыто исповедовали Его истинным Богом и за свое исповедание платили жизнью.

              Точно так же и святой князь Лазарь и все его войско открыто, на глазах всего света, на широком Косовом поле, принесли себя в жертву, сложив свои головы за крест честной и Того, Кто на кресте распят.

              Из этого следует вторая особенность каждого мученика, а именно: для того чтобы некто удостоился этого дара (мученического венца), ему необходимо претерпеть страдания за правую и истинную веру, то есть необходимо, чтобы он принадлежал телу Христову – Церкви. Есть люди, которые жертвуют жизнью и кровь свою проливают, руководствуясь различными другими мотивами и целями (идеологическими, партийными, государственными), однако их нельзя назвать мучениками, ибо, как часто повторял авва Иустин Челийский, «Богу не нужны несвятые мученики». Они могут называться героями, витязями, храбрецами, но не мучениками.[9]

              Что же касается святого князя Лазаря, он был, несомненно, всю свою жизнь верным чадом Православной Церкви, что подтвердил и накануне самой Косовской битвы, причастившись вместе со всем своим войском пречистых таин Христовых и таким образом подготовившись к переходу из земного в Небесное Царство.

              Это недвусмысленно свидетельствует о том, что основная черта всякого мученика – сознательнои добровольнопринести себя в жертву Христа ради, ибо только сознательная и добровольная жертва имеет вечную, неизмеримую ценность. Каждый из них мог избежать страдания и смерти, если бы отрекся от Христа и поклонился идолам (к чему обычно принуждали мучеников), но тогда он бы уже звался не мучеником, а отступником или предателем.

              На Косовом поле мы найдем и тех, и других. Хотя все пришли на Косово сознательно и добровольно:

     За честной крест кровь пролить, сражаясь,

     И за веру с братьями погибнуть…

              Однако не все до конца были тверды в этом решении. В то время как князь Лазарь и его войско пребыли верными своему обету и предназначению и все, как один, на Косове остались, Вук Бранкович со своими приспешниками изменил и себе, и князю. Тем самым он лишил себя звания мученика и заслужил имя «предателя».

              Из этого следует, что смерть мученика существенно отличается от смерти обычного воина. Воин сражается, страдает и гибнет из-за одного человека (царя или короля), либо за чисто человеческие и земные интересы, в то время как мученик страдает ради Сына Человеческого. Мученичество мученика предполагает мученичество – свидетельство о Том, Кто «на сiе родихся и на сiе прiидохъ въ мiръ, да свидетельствую истину» (Ин. 18: 37). Здесь ученик страдает, как и Учитель, или, лучше сказать, с Учителем, ибо он находится в том же эсхатологическом времени, где слово «истина» обозначает как раз познание Самого Бога, Который всегда истинен и неизменен.

              В связи с этим различием можно сказать вместе со святым владыкой Николаем, который глубже всех в нашем народе понял смысл и величие Косова: «Косово – уникальное явление в 20-вековой истории христианского мира»[10]. Чтобы это доказать, святой владыка попытался найти в истории либо сербского, либо какого-нибудь другого христианского народа нечто подобное Косову – и не нашел. По его словам, «Косово выделяется из всех сербских побед и поражений двумя отличительными особенностями: исключительностью мотива борьбы и решимостью на мученическую смерть». «Что означают эти отличительные особенности? – спрашивает он и дает сжатый ответ: – Все прочие сражения и войны (заканчивались ли они победами или поражениями) велись по двойственным мотивам и с разделенным сердцем: во имя христианства и в то же время – во имя сербской державы, то есть за веру и за государство, за душу, но и за тело». И «еще, – говорит владыка Николай, – во всех этих войнах (до Косова и после Косова) нигде не проявлялась сознательная воля ни полководца, ни воинов погибнуть, охотно и добровольно принять смерть и мученический венец… Они шли в бой с двойной мыслью: победить или погибнуть, но с желанием победить, а не погибнуть»[11].

              «Иначе с Косовом, – продолжает святой владыка, – здесь полное единство мотива и цели борьбы и полная решимость умереть. Борьба ведется за Царствиe Небесное, а не за державу, народ, князя или что-нибудь еще земное и преходящее. Борьба идет за крест честной, символ Царства Христова. И достойный князь, и воеводы великие и малые, и все их полки выступили на Косово с твердой решимостью пожертвовать своей жизнью за Царство Небесное, за честной крест и Христову веру и за благое имя Иисуса.

      Если Царством ты пленен Небесным,

      Храм на поле Косовом воздвигни;

      Не клади же мрамор в основанье:

      Вместо камня – шелк и багряницу;

      В этом храме причастишь ты войско.

      Знай, что войско все твое поляжет,

      С ним и сам ты, государь, погибнешь…

      Князь пленился Царствием Небесным,

      А земное царствие оставил.

              Так государь после долгих колебаний и гефсиманского томления в Крушевце[12] выбрал смерть и царство вечных ценностей и отверг все временное, преходящее и обманчивое. «Царство не от мiра сего» (Ин. 18: 36) избрал Лазарь, полностью отдавая себе отчет в том, что путь к этому Царству лежит через крест, страдание и смерть. И в полном сознании этого он принял свою Голгофу как врата в Царствие Небесное.

              И не только Лазарь. С таким же виденьем небесной реальности и таким же осознанием предстоящей смерти отправляются на Косово поле и братья царицы Милицы – девять Юговичей. Каждый из них – без особой братской нежности – отвечает плачущей сестре, которая, с дозволения князя, «чтоб изъять ей из-под клятвы брата», просит их всех по очереди, чтобы хоть один остался с нею в Крушеваце:

       Не вернулся б и тогда к тебе я,

       Если б царь мне подарил Крушевац.

      Ведь, сестра, на Косово иду я

     За честной крест кровь пролить в сраженье

     И за веру с братьями погибнуть.

              И не только Юговичи. Осознают, что идут на смерть, и все великие и малые воеводы сербские. Прежде всего те трое, что и погибли раньше всех – Милош Обилич, Иван Косанчич и Милан Топлица. Так же мыслили и военачальники меньшего ранга, предводители отдельных полков и отрядов. Да и самые простые люди, вплоть до слуги Голубана, спешили на Косово поле с одним и тем же неодолимым желанием –

     Чтоб погибнуть за Христову веру.

              Итак, в сознании или подсознании целого народа звучала одна таинственная нота: что на Косове Христос раздает мученические венцы славы, что нужно добыть эти венцы, что одно царство теряется, а другое обретается и что пробил судьбоносный час пожертвовать всем ради креста честного. С этой нотой в душе сербские воины совершили и все предсмертные приготовления. Простились с домашними, причастились на Косове поле и пошли под крестоносными хоругвями на крест в день святого Вита и святого Амоса – крестной славы благоверного князя.

       И погиб там государь князь Лазарь,

      И все войско сербское погибло,

      Полегло их семьдесят семь тысяч.

      Все же были святы, благородны.

              Святой владыка Николай ищет параллель Косову у других народов, прежде всего у православных греков, и не находит. Вот почему далее он смело утверждает:

              «Ни у одного христианского народа нет в истории того, что есть у сербского народа, нет Косова. Спустя 60 с лишним лет после Косовской битвы пал Царьград, столица Восточного христианства. Был убит христианский царь Константин, сербской крови и происхождения по одному из родителей. Можно было бы сказать: это походит на Косово. А кто-нибудь мог бы сказать и так: это событие значительнее Косова. Боже сохрани! На Косово христианское войско шествовало навстречу смерти, в Царьграде же войско стояло внутри городских стен, надеясь до последнего часа, что смерть как-нибудь минует их, обойдя стороной. Когда ядра из первых в истории пушек пробили городские стены, ужас овладел всеми, и паника охватила и воинов, и горожан. Все храмы наполнились стенаниями, везде молились Богу о спасении города, то есть о спасении тела, о спасении государства и царства земного. Поэтому падение Царьграда для греков – это ночь, а не день, погибель, а не победа. Правда, здесь тоже шла битва креста и полумесяца, но она не стала эпопеей, вдохновляющей будущие поколения. Ибо поражение, воспринимаемое только как поражение, никого не может воодушевить. Как и сама Голгофа без Воскресения никого не может вдохновить и укрепить.

              С сербским Косовом все наоборот. Как покойника наряжают в новое и дорогое платье, так и войско сербское было одето в лучшие свои одежды. Блистательные, сияющие процессии спешили со всех концов царства в средоточие чести и славы – на Косово поле. Осененные крестоносными хоругвями и иконами своих святых покровителей, с пением и музыкой, окрыленные радостью, торопились они к своей косовской плахе. Разве не напоминает нам это первых христиан, которые с таким же настроением шли под меч, или в огонь, или к зверям? Не известен ни один христианский мученик, который бы молил Бога спасти его от близкой смерти, но известны тысячи и тысячи тех, кто молился, чтобы их не миновала мученическая смерть. Так же и Лазарево крестоносное войско не молилось о спасении от смерти. Напротив – исповедалось и причастилось, к смерти готовясь. Весь народ, с оружием в руках, единый, как один христианский мученик, что покорен промыслительной воле Всевидящего, принимает смерть, но не как горечь, а как животворное лекарство. И разве не служило Косово до сегодняшнего дня поистине животворным лекарством для двенадцати поколений? В истории христианских народов неизвестен случай, чтобы целая армия, целый вооруженный народ жаждали бы смерти и отправились на смерть за веру свою. Не на смерть самоубийственную, но на смерть геройскую»[13].

              Святитель Николай смело и богомудро трактует косовскую жертву. Схожим образом пишет о ней и молодой современный писатель Милан Комненич: «Князь Лазарь не отрекался от жизни, но все отдал за жизнь… Причастившись со своим народом и тем уготовив себя и его в небесную жертву, Лазарь Косовский поступил не как авантюрист, игрок или пораженец, но как дальновидный человек, указующий путь другим…» Для него «страдание – не просто бессмысленная погибель, но путь, которым отдельная личность или народ следуют за Господом»[14].

              В том же духе, что и владыка Николай, Косово ощущает и переживает и преподобный пустынник Челийский отец Иустин. Он своим просвещенным и боговдохновенным умом ясно созерцает и видит, что «Косовские мученики, во главе с честным князем, своим святым мученичеством повели наш народ путем страдания за небесную правду. И вели его столетиями сквозь все бури и грозы нашей полной потрясений истории. Каждый настоящий сын нашего рода отдавал самое драгоценное на земле – жизнь – ради самого драгоценного на небе – ради Правды»[15].

              И позднее, при всяком удобном случае, в пламенных и громогласных проповедях отца Иустина постоянно звучала тема Косовского Евангелия, которое он сжал в одно единственное изречение: «За Христа – всё, Христа – ни за что!» Напоенный этим Косовским Евангелием, наш народ во все времена приносил на алтарь небесной правды лучшее, что у него было. Каждое поколение сербское отдавало не только «десятину», но зачастую и треть, и даже половину себя на косовский жертвенник. И так – с того первого Видова дня и по сегодняшний день.

              Как мученики в жизни, а особенно в смерти, отличаются от остальных людей – героев и смельчаков, так и после смерти между ними остаются различия. В мученике еще при жизни обитает Дух Святой, Который, собственно, и дает ему силы для жертвенной смерти и Который придает телу мученика исключительную ценность – превращает его в святые мощи. На мощах и крови мучеников утверждена Церковь Христова на земле. Она собирает и хранит их как свое величайшее бесценное сокровище и воздает им литургическое молитвенное почитание. Потому и святой князь Лазарь при жизни приобретал святые мощи по всему Востоку и приносил их в свою Сербию, дабы тем упрочить ее духовное основание. А после мученической кончины своей на Косовом поле он добавил в ризницу Церкви Христовой еще один вклад – свое святое тело, которое Церковь бережно хранит вот уже целых шесть столетий. Трогательно внимание Сербской Церкви и сербского народа к Косовскому мученику. Хотя и сами они многое претерпевают от исторических бурь и катаклизмов, однако никогда не расстаются с его мощами, но носят и переносят их с Косова поля через Раваницу до Сент-Андреи, сремских монастырей и престольного Белграда и вновь в Раваницу.[16] Особенно трогательно было перенесение святых мощей, длившееся с Видова дня 1988 года до 9 сентября 1989 года, когда они вернулись в предивную задушбину князя – монастырь Раваницу близ Чуприи и упокоились там. Во время этого шествия честной князь словно совершал некий смотр своему народу, порой радуясь, а порой и рыдая, ибо не везде и не всегда находил он нас такими, какими желал бы видеть. Часто мы представали перед ним «худшими, нежели до Косова», – с нашим неверием, отсутствием согласия и небрежением о тех вечных ценностях, за которые он мученически пострадал. Но, повторяя путь на свое и наше Косово, дабы встретить там шестисотый Видов день, святой князь изливал из своих святых мощей небесный мир и благодать на своих потомков, пробуждал спящие души и совесть своего народа, не как некогда – листом книги белой, но теперь лично, дабы сербы вернулись к себе, и к Косову, и к Косовскому завету, и к Косовскому Евангелию.

              По словам святого владыки Николая, не только тело Лазаря осталось нетленным. «То же относится и к телам других витязей креста, хотя они и остались на поле боя. От их святых душ освятились и тела их, а от их святых тел освятилась вся Косовская земля. Вот почему Косово стало святым полем. Вот почему сербы и сербиянки из разных стран – некоторые даже из Америки – приезжают, чтобы взять со святого поля Косова горсть или мешочек святой земли и как святыню носить ее при себе и хранить в своих храмах и домах, подобно земле с могилы святого Димитрия Солунского или с могил других христианских мучеников. Косово является самой большой могилой христианских мучеников, погибших в один день»[17].

              Так крестоносное войско на Косове спасло душу и сохранило тело. А изменники сначала погубили душу на Косове, чтобы после Косова и тела их пропали. Неизвестно, где могила Вука Бранковича, равно как и могилы позднейших предателей, бывших в нашей мученической истории.

              И как Церковь Христова, как главы сербских семейств празднуют дни смерти отдельных святых и мучеников как их духовные дни рождения (ведь в эти дни они родились для Царствия Небесного), «так и весь сербский народ отмечает и прославляет Видов день. Кто славит святых мучеников (Георгия, Димитрия и других), тот славит не побежденного, а победителя, и не мертвого, но живого. Так же и все мы, прославляя великую плеяду Косовских мучеников, прославляем не побежденных, а победителей, и не мертвых, а живых. Ибо Бог отцов наших, Бог Немани и Саввы, Бог Лазаря и Милоша, Бог диакона Аввакума и Вукашина из Клепцев[18] не Бог мертвых, но Бог живых»[19].

              Здесь мы касаемся глубинных, таинственных струн нашей темы, темы мучеников-победителей. Как можно считать мученика победителем, а мучителя – побежденным, если первым условием для того, чтобы кто-то стал мучеником, является лишение его жизни? Точный ответ на это кажущееся противоречие можно получить при ясном рассмотрении цели, которой руководствуется мученик и его мучитель. Всякий без исключения мученик имеет целью не спасение своей жизни (телесной), но свою веру в Господа Христа; и мучитель имеет целью не лишить мученика жизни, а принудить его – волей или неволей – отречься от Христа и поклониться идолам. Ни с одним мучеником мучители не преуспели в достижении этой цели и, чувствуя себя побежденными твердостью мучеников, из злобы и зависти лишали их жизни. А мученики, несмотря на то, что претерпевали страшные мучения (вспомним хотя бы Ясеновацких мучеников) и в конце концов лишались жизни, достигали своей цели и становились непобедимыми победителями, сохранив веру, и в добром исповедании ее переселялись к своему Господу в Царствие Небесное вечно жить и царствовать с Ним. За некоторыми мучениками – например, святым великомучеником Георгием – даже закрепились такие эпитеты как Победоносец. И каждый мученик без исключения мог бы с полным правом повторить слова святого апостола Павла: «Подвигомъ добрымъ подвизахся, теченiе скончахъ, веру соблюдохъ» (2 Тим. 4: 7).

              И во всех других сферах обычной жизни победитель – это тот, кто достигает своей цели, а побежденный – тот, кто цель свою упускает и не может осуществить задуманное. Церковные службы мученикам представляют собой прекрасную мозаику чудесных и дивных примеров того, как мученики побеждали своих мучителей и радостно спешили в объятия живого Господа, дабы жить с Ним во веки веков; «Отче, ихже далъ eси мне, хощу, да идеже eсмь азъ, и тiи будутъ со мною (Ин. 17: 24).

              Прославляя Видов день и Косовских мучеников во главе со святым князем Лазарем, мы выражаем свою любовь к нашим славным и святым предкам и таинственно присоединяемся к тем, которые возлюбили Царствие Небесное. Наши же святые предки, как, впрочем, и все остальные мученики и святые Божии, на нашу любовь отвечают своей любовью и становятся нашими заступниками и молитвенниками перед Престолом Всевышнего, дабы и мы удостоились оказаться там, где пребывают они – в Царствии Небесном. Эти взаимоотношения и духовное единение святых предков и верных потомков лучше всего изображены в богослужебных песнопениях и гимнах. Там, можно сказать, каждая песнь, каждая стихира заканчивается рефреном: «Молися о чтущих съ любовию всечестную память твою».

              Из всего здесь сказанного, или только слегка затронутого, становится более чем очевидно, что Косово и Видов день настолько впитались в душу и сознание сербского народа, что прерывание этой видовданской нити означало бы прежде всего потерю духовной идентификации нашего народа, за чем быстро бы последовал и его биологический конец и уход с исторической сцены. Поэтому прав Сима Чиркович, который, говоря – со ссылкой на исторические факты – о Косовской битве, приходит к выводу, что здесь «существеннее всего именно преемственность, непрерывная память, благодаря чему Косовская битва является одной из осей исторического сознания, которая помогала народу сохранить себя на протяжении веков турецкого владычества – без государства с его институтами, лишь с Церковью и культурой, которую все труднее было сберечь»[20]. На Косовом поле мы потеряли князя, который правил бы нами еще какой-нибудь десяток лет, зато приобрели святого, который ведет нас правым путем вот уже шесть сотен лет и который не перестанет вести нас, пока мы не перестанем за ним следовать. Но тогда это было бы нашим концом и поражением, а не его. Мы утратили земное государство, а основали Небесную Сербию, в которую веками переселялось все, что в нашем народе свято, благородно и угодно Богу. Эту мысль удивительно выразил один наш современный поэт, сказавший о нашем народе:

       Богу, предкам мы вослед ходили,

      Со святыми небо населили.

              Но трудно себе представить, что бы было, не будь Косова. Нет сомнения, говорит Милан Комненич, «без рыцарского жеста на Косове иначе выглядела бы сегодня Европа, иной была бы судьба христианства, иным – духовное наследие непросвещенного мира. Иными, наконец, были бы и сербы. Столетия их жизни, возможно, были бы более счастливыми, но не более осмысленными, с большим комфортом, но с меньшим достоинством, ближе к ценностям земным, но дальше от Бога. Косовский акт эпохально определил сербский национальный характер на все времена»[21].

              Лишь в свете Видова дня и косовской этики, состоящей в сознании, что «добро не имеет цены, а зло – шансов на победу»[22], сербский народ сумел найти в себе силы не только не раз повторить в своей истории Косовский мартириум – от Косова до Ядовна, Ясеновца[23] и несчитанных бездонных ям, наполненных телами сербских новомучеников, – но и силы, по примеру своего Господа, простить своих мучителей. Воспитанные в Косовском духе, сербы стали «народом прощенья, а не отмщенья, благородства, а не братоубийства, народом израненного (а зачастую и растерзанного) тела, но цельной души. Этим сей народ и сияет в лучах Христовой благодати как избранный из избранных: вынесший муки, ибо знал их смысл; победивший грех, ибо знал, во имя чего он его побеждает; простивший злодею, ибо в нем всегда умел рассмотреть брата»[24]. Страдания сербского народа из века в век, увиденные чисто с исторической точки зрения, свелись бы попросту к безответному истреблению, если бы этот народ страданием своим не возвысился и не встал в один ряд с избранными христоносными народами[25]. А достиг он этого, потому что духовными вождями своими неизменно имел целую плеяду святых и славных предков, во главе коих всегда стояли святой Савва и святой великомученик Косовский князь Лазарь.

       **************************************

            [1] Грачаница – известный средневековый монастырь и одноименный населенный пункт в Косово; Газиместан – мемориальный комплекс на месте битвы на Косовом поле; Книн, Далматинское Косово, Дрвар, Кнежина – сербские города в Хорватии и в Боснии и Герцеговине. В 1992 г. Книн был столицей провозглашенной Республики Сербской Краины, павшей в ходе операции хорватской армии в 1995 г. – Ред .

            [2] Видов день – по-сербски «Видовдан», 15/28 июня, день памяти святого Витта. В этот день в 1389 г. произошла Косовская битва. – Ред.

            [3] Вук Бранкович – господарь Косовской области, был зятем и соратником князя Лазаря и участвовал в событиях на Косовом поле в 1389 г. В народных песнях и эпической поэзии предстает как предатель дела князя Лазаря и совместной борьбы сербов. Согласно этим свидетельствам Вук Бранкович в ответственный момент увел свои войска с поля битвы, что сыграло в ее исходе роковую роль. – Ред .

            [4] Николай (Велимирович), святитель. Косово // Владика Николаj Велимировић. Српски завет на размеђи светова. Цетиње, 2001. С. 110.

            [5] Там же.

            [6] Там же.

            [7] Бошко Югович – герой Косовской битвы.

            [8] То есть Его ради. См.: Ин. 15: 20–21.

            [9] Прп.Иустин Попович (1894-1979) – известный сербских богослов, духовик и подвизник. –Ред.

            [10] Николай (Велимирович), святитель. Косово. С. 110.

            [11] Там же. С. 104–105.

            [12] г. Крушевац – столица Сербии во времена князя Лазаря, построенная им в 1371 г. Первое письменное упоминание о Крушевце относится к 1387 г. После Косовской битвы Крушевац становится столицей вассальной Сербии. Городом управляла вдова Лазаря княгиня Милица и его сын деспот Стефан Лазаревич, который позднее перенес столицу в Белград. – Ред.

            [13] Николай (Велимирович), святитель. С. 109–110.

            [14] Комненић Милан. Обраћања. Ваљево, 1989. С. 67, 87.

            [15] Jустин (Поповић). Косовска этика // Двери српске. 2004. Двоброj 3. С. 15.

            [16] В 1390/1391 гг. тело вмч.Лазаря было перенесено из церкви в Приштине в монастырь Раваница. Из-за опасностей, исходивших от турецких завоевателей, сербы вынуждены были переносить мощи с собой все дальше на север. Так мощи св. Лазаря добрались через Белград до городка Сент-Андрея в Венгрии, а через несколько лет оказались в монастыре Врдник (Новая Раваница) на Фрушкой горе. Во время Второй мировой войны, из-за погромов, чинимых хорватскими усташами, мощи были перенесены в 1942 г. в кафедральный собор Белграда. Во время празднования 600-летия Косовской битвы в 1989 г. мощи были пронесены через многие сербские города, вновь побывали на Косовом поле, а затем были возвращены в монастырь Раваницу. – Ред.

            [17] Николай (Велимирович), святитель. Косово. С. 110–111.

            [18] Свмч. диакон Аввакум казнен турками; мч. Вукашин из Клепаца зверски замучен хорватскими нацистами-католиками усташами во время Второй мировой войны. –Ред .

            [19] Николай (Велимирович), святитель. С. 111.

            [20] Ћирковић Сима. Шест стотина година доцниjе // Косовска народна читанка. 1989. Далматинско Косово. С. 11.

            [21] Комненић Милан. Обраћања. С. 89.

            [22] Там же.

            [23] Ясеновац и Ядовно – печально известные концентрационные лагеря смерти, созданные в годы Второй мировой войны хорватскими нацистами-католиками усташами. – Ред.

            [24] Комненић Милан. Обраћања. С. 94.

            [25] Там же.

Епископ Артемий (Радосавлевич) Рашско-Призренский и Косовско-Метохийский